Одна мысль стучит у меня в голове: "Это меня убьёт, убьёт, убьёт... И не страшно, пусть убьёт". (с)
и на закуску уже под ночер....)
Птица скользит по моей кровати, тени сложив в узор.
Хуже, наверное, нет напасти, чем молчаливый взор.
Кто примеряет его объятья, спит на его груди?
Стрижик с живым соколиным взглядом в кресле моем сидит.
Путает карты, стихи и планы, когтем маршрут черкнув.
Что ж, усмехаюсь и точно знаю: надо – пойду по дну.
Смотрит в меня молодая птица, бьется в мое плечо.
Сколько же будет такое сниться – я потеряла счет.
Сотый и тысячный на неделе – надцатый раз подряд.
Пальцы, отмытые еле-еле, синим огнем горят.
Птица, а если б ты только знала, как тяжело дышать.
Бьется в объятиях одеяла горестная душа.
Бьется, раскрасив весь белый алым, черным до густоты.
Птица, я так от тебя устала. Птица, откуда ты?
Стрижик расправит по пятна перья, крикнет, к груди рванет.
Господи, дай мне немного веры. Стрижик, тоска пройдет.
Утром останется пара шрамов ноющих до кости.
Сокол, укрывшись моей пижамой, так написал «Прости»…
13.05.2016
Птица скользит по моей кровати, тени сложив в узор.
Хуже, наверное, нет напасти, чем молчаливый взор.
Кто примеряет его объятья, спит на его груди?
Стрижик с живым соколиным взглядом в кресле моем сидит.
Путает карты, стихи и планы, когтем маршрут черкнув.
Что ж, усмехаюсь и точно знаю: надо – пойду по дну.
Смотрит в меня молодая птица, бьется в мое плечо.
Сколько же будет такое сниться – я потеряла счет.
Сотый и тысячный на неделе – надцатый раз подряд.
Пальцы, отмытые еле-еле, синим огнем горят.
Птица, а если б ты только знала, как тяжело дышать.
Бьется в объятиях одеяла горестная душа.
Бьется, раскрасив весь белый алым, черным до густоты.
Птица, я так от тебя устала. Птица, откуда ты?
Стрижик расправит по пятна перья, крикнет, к груди рванет.
Господи, дай мне немного веры. Стрижик, тоска пройдет.
Утром останется пара шрамов ноющих до кости.
Сокол, укрывшись моей пижамой, так написал «Прости»…
13.05.2016